Лиза отошла от Франка, походка ее была странной, какой-то семенящей, приниженной, трусливой…
— Что ты творишь, Франк, бедняга? Неужели тебе так нравится мучить себя?
Гесслер встал и принялся застегивать свое пальто. На этот раз он действительно собрался уйти. Франк понял это, но какая-то смутная вялость помешала ему вмешаться.
— Видите ли, — сказал Гесслер, — я считаю, что вы созданы для тюрьмы. Там, по крайней мере, вам не нужно принимать решений. Вы можете упиваться собственным разочарованием.
— Разве я просил вас вытаскивать меня оттуда? — отозвался он.
— Замолчи, — приказала Лиза, — есть границы, которые не следует переходить. Я согласна выдерживать твою бессмысленную ревность. Да, мне помогает в этом моя любовь к тебе. Пускай ты осыпаешь меня своими отвратительными шутками, унижаешь мое человеческое достоинство. Ты можешь оскорблять меня, избить меня. Но я не позволю тебе упрекать нас за то, что мы спасли тебя.
Франк сорвал очки с носа и принялся протирать их тельняшкой. При этом он лукаво посматривал на присутствующих, как шутник, готовящий веселую выходку.
— А почему вы считаете, что спасли меня? — спросил он.
Усевшись за стол, Лиза принялась играть с замками чемодана, затем, повернувшись к своему любовнику, прошептала:
— Если ты скучаешь по тюремным решеткам, еще не все потеряно, Франк.
Она указала на грязное стекло двери, за которым дождевые струи были похожи на серые перья.
— Тебе достаточно только спуститься по лестнице, подойти к первому попавшемуся полицейскому и сказать ему: «Это я». Даже если ты и произнесешь это по-французски, он поймет тебя. Иди же, Франк! Иди!
Паоло снова хотел было вмешаться, но раздумал: он знал, что Лиза права.
— Это вызов? — спросил Франк.
— Не для того я устраивала твой побег, чтобы провоцировать тебя, — ответила она.
После секундного замешательства Франк направился к двери. Все затаили дыхание. Открыв дверь, Франк увидел море людей в полицейской форме. Внезапно он почувствовал себя трусом.
Франк с такой силой захлопнул дверь, что задрожали стекла.
— Не надо было ждать меня, Лиза, — вздохнул Франк. — За эти пять лет я старался покончить с нашей историей. А ты хотела, чтобы она продолжалась, носилась с ней, как с писаной торбой. И теперь ты являешь ее на свет Божий и хочешь, чтобы я сразу пошел за тобой и за этой историей, забыв о том куске пути, который был пройден без меня!
— Сволочь! — закричал Паоло. — Ты перегибаешь палку! Мы тратим наши бабки, ломаем себе голову, рискуем шкурой, играем в Форт-Аламос со всей легавой сворой Гамбурга, а месье выдает нам в качестве благодарности: «Вы могли оставить меня там, где я был!»
После этого порыва он успокоился.
— Нужно реагировать, Франк! — заключил он.
— Реагировать! — повторил Франк, как будто впервые услышал это слово.
Он посмотрел по очереди на своих друзей, удивляясь, что они не понимают его. Почему он разучился говорить на том же языке, что и они?
— Я хотел бы, чтобы вы поняли меня, — умоляюще произнес Франк. — Ведь вы устроили не побег, а эксгумацию. Побег устраивают изнутри: копают яму, из ложки вытачивают нож, режут простыни на полосы, а главное — думают! Это — самое главное! Сбежать — это особый глагол. Нельзя сбежать кого-то: сам должен сбежать. Ведь никто даже не предупредил меня. Я был зажат своими стенами, как покойник досками гроба. Я даже не знал, что кто-то ходил по моей могиле! А вы вдруг хотите оживить меня, причем так же быстро, как умирают от закупорки сосудов! Невозможно! Я ведь целые годы подыхал там!
Паоло утер крупную слезу со своих морщинистых щек.
— Вот видите, Лиза, — прошептал человечек. — Мы все предусмотрели, все, кроме его реакции.
Пожарным удалось завести якоря под фургон. Пронзительно завизжали лебедки, цепи напряглись, и из тины показалась темная туша автомобиля.
Комиссар следил за операцией, сунув руки в карманы, из перекошенного рта торчала вечная сигара.
Подошедший к нему полицейский в форме щелкнул каблуками.
— Должен сообщить вам кое-что, герр комиссар, — сказал он.
Комиссар с интересом посмотрел на него.
— В чем дело?
— В помещении склада находится группа мужчин и одна женщина.
— Ну и что? — заинтересованно спросил комиссар.
— Я задал им те же вопросы, что и остальным людям в этом районе…
— Ну и что?
— Все они утверждали, что ничего не видели, и я ушел, подумав, что все нормально. Только одна деталь зацепилась в моей памяти. Сначала я мысленно зафиксировал ее, не придав значения…
— Что за деталь?
— На одном из мужчин были форменные брюки.
— Морская форма?
— Нет, герр комиссар. Полицейская форма!
— Вы уверены?
— Более или менее, герр комиссар!
Комиссар посмотрел на поднимающийся из воды фургон.
— Немедленно оцепить этот склад, — приказал он. — Никого не выпускайте, но не входите туда, пока мы не осмотрим фургон.
Где-то на башне пробило половину восьмого. Полицейский посмотрел на часы.
— Колокол прозвонил на пять минут раньше, — сказал он.
В комнату ворвался Варнер.
— Есть! Корабль пристает к берегу.
— Не так уж плохо! — вздохнул Фредди, пьянея от облегчения.
— Что он сказал? — спросил Паоло.
— Пришла наша посудина!
Варнер пустился в длинную тираду. Когда он закончил, Франк повернулся к Гесслеру.
— Что это значит?
— Он говорит, что поставил мешки на причал и вы должны спрятаться за ними, чтобы вас не заметили, пока не доставят ящик. Полицейских полным-полно.
— Пора двигаться, — решила Лиза, надевая плащ. — Пойдем, Франк!
Франк кивнул.
— Паоло и Фредди, идите первыми, мы пойдем за вами.
— Главное — не канительтесь! Идет? — обеспокоенно отозвался Паоло.
И он поднес два пальца к уху, как бы отдавая честь, но вышло похожим на пируэт.
— Я лично говорю вам «спасибо», Гесслер, — сказал он. — Хотя ваша физиономия мне не очень-то нравится, но все равно я благодарю вас.
И оба мужчины вышли через склад.
— Ну что, расстаемся, мэтр? — спросил беглец.
Гесслер кивнул.
— Расстаемся.
— Неприятный момент для вас, не так ли?
— Я сам готовил этот момент, — возразил Гесслер по-прежнему спокойно.
— Устраивая мне побег, вы знали, что потеряете Лизу…
— Знал.
Лиза испугалась, что на ее друга опять накатит приступ.
— Давай скорее! — взмолилась она.
— Подожди-ка, — бросил Франк, раздраженно отмахиваясь от нее.
— Корабль не будет вас ждать, — сказал Гесслер.
— Вы любили ее и тем не менее согласны потерять ее? — сыронизировал Франк. — Какое величие души!
— Кто вам сказал, что я теряю ее? — возразил Гесслер.
— Давай быстрее, Франк! — настойчиво сказала молодая женщина. — Корабль.
— Иду, — пообещал беглец. — Уже иду…
Он фамильярно взял Гесслера под руку.
— Только что я построил нечто вроде камеры, посадил вас в нее и сказал сам себе: «Если он сделает хоть один шаг, чтобы выйти, я убью его». Вы вышли, а я не выстрелил…
Он достал из кармана пистолет Фредди.
— Трудно убить человека, который любит ту же женщину, что и ты! Гораздо труднее, чем можно подумать.
Баум открыл ногой дверь, но не вошел. Стоя в дверях, руки в боки, он предупредил:
— Спускайтесь немедленно, остальные уже на борту, корабль сейчас отплывает.
Лиза вцепилась в руку Франка.
— Ты ведь не понял, что он сказал! Нужно торопиться! Скорее! Корабль…
Баум исчез, воздев руки к небесам, как бы показывая, что он отказывается что-либо понимать.
Франк навел пистолет на Гесслера.
— Я совершенно искренне считаю, что ваша смерть успокоит меня, Гесслер. Но мне не хватает мужества убить вас.
— Это — ваше дело, — сказал адвокат с полнейшим равнодушием.
Франк схватил Лизу за дрожащую от страха руку, разжал ей пальцы и вложил в ладонь рукоять пистолета.
— Этим займется Лиза, — пообещал он. — Не так ли, Лиза?
Та смотрела на оружие в полной растерянности.
— Но, Франк, — жалобно произнесла она, — что это значит?
— Я прошу тебя попрощаться с твоим преподавателем немецкого языка, Лиза. Тебе представляется уникальная возможность навсегда забыть эти кошмарные пять лет.
Наконец, она поняла и бросила пистолет, как будто он жег ей руки.
Франк не торопясь поднял его и снова вложил ей в ладонь.
— Ты убьешь Гесслера, и сразу улетучатся тысяча восемьсот двадцать два дня. Тысяча восемьсот двадцать два дня, вычеркнутые из нашей жизни. Мы начнем все сначала, Лиза, все! Завтра в Дании для нас начнется совершенно новая жизнь!
